«В археологии сложно сделать что-то в одиночку, поэтому здесь очень важна интеграция»: в День археолога профессор ПГУ рассказал о находках
Сегодня, 15 августа, в России отмечается День археолога. Эти люди раскапывают историю человечества, бродят по руинам, изучают науку прошлого. Среди преподавателей нашего вуза — известные в Сурском крае археологи, сделавшие немало открытий. Мы попросили рассказать об археологии доктора исторических наук, профессора кафедры «Всеобщая история и обществознание» Владимира Ставицкого.
— Владимир Вячеславович, поздравляем с присуждением титула «Ученый года Пензенской области — 2022 в гуманитарных науках»! Что это значит для вас?
— Это, конечно, приятно и важно. Наверное, это оценка многолетней научной работы. Плюс стало больше внимания к истории, и к археологии в частности. Правительство Пензенской области принимало участие в софинансировании гранта РНФ на исследования по этногенезу народов Среднего Поволжья в эпоху Средневековья. Эти работы наверняка брались в расчет, когда рассматривались кандидатуры на премию.
— В каком возрасте у вас проснулся интерес к истории и археологии?
— С начальных классов в школе. Я родился в селе Кондоль. Помню, какое впечатление оказал на меня школьный музей. Поразил, например, наконечник копья. Рядом со школой был овраг, а на его краю раньше была ярмарка, где, наверное, еще до революции продавали глиняную посуду. И вот мы с товарищами собирали там глиняные черепки. А затем — пытались склеить их, чтобы собрать старинные сосуды. В школе я очень любил историю. Тянулся к знаниям, брал книги в библиотеке. Помню, взял художественное произведение «Иван III» и конспектировал в тетрадь как научную монографию, извлекал из нее какие-то знания. И с учителями истории мне повезло. Были сильные педагоги. Очень интересные уроки по истории были у Владимира Николаевича Армиевского. Участник Великой Отечественной войны, выпускник ПГПИ, если не ошибаюсь, заслуженный учитель РСФСР, настоящий энтузиаст краеведения. В Никольске, где я оканчивал школу, историю нам хорошо преподавал директор Юрий Никитич Парфёнов.
— Как сложился ваш студенческий путь?
— Я поступил в Мордовский государственный университет на исторический факультет. В то время Никольск был оторван от Пензы. Весной сносило мосты на реке Айве. В Пензу нужно было ехать через Рузаевку, почти сутки добираться. А до Саранска ходила электричка. Ну и все же в то время здесь был институт, а там университет и классическое историческое образование. Там работали археологи, а в Пензе в 1979 году их не было ни одного. Моим первым преподавателем стал Виктор Иванович Вихляев (ныне доктор исторических наук, профессор). С ним я поучаствовал в первой своей экспедиции. Это была практика после первого курса. Раскопки проходили на территории Краснослободского района, на реке Мокше. Путешествиями и экспедициями я грезил с юного возраста. Очень хотелось пожить в палатке. Поэтому я предвкушал первую экспедицию, и она произвела на меня большое впечатление, не только как сами раскопки, но и экспедиционная жизнь, общение с одногруппниками. Мы копали памятники каменного века. Оглядываясь назад, понимаю, что культурный слой был достаточно бедным. Но что интересно, так получилось, что мы раскапывали поселение культуры, которая к тому времени еще не была известна. Помню, наш руководитель стал очищать кисточкой выкопанную керамику и сразу произнес: «О, Волосовская культура!» Стало интересно. На поверхности предметов были травинки, как выгоревшие волосы, — и я подумал, что такое название произошло из-за волос. Но потом узнал, что причиной была стоянка у деревни Волосово Нижегородской области. Когда мы вернулись в университет, я готовил доклады. Долго искал аналогию найденной керамике. Оказалось, что это отдельная, так называемая Имерская культура (от озера Имерка в Мордовии). Это доказали позднее еще один мой наставник Александр Алексеевич Выборнов, у которого впоследствии я учился в аспирантуре в Самаре, и известный ленинградский исследователь Виктор Петрович Третьяков. А значительно позднее я нашел артефакты Имерской культуры на территории Пензенского края. У села Большой Колояр удалось обнаружить поселение, потом раскопал еще одно у села Грабово. Как говорится, на ловца и зверь бежит (смеется). В экспедиции мы ездили ежегодно. С третьего курса заказывали «открытые листы» — то есть разрешение на проведение самостоятельных исследований. И будучи студентом, я уже проводил разведки в том же Краснослободском районе, открывал новые памятники.
— Вы начали работать в отделе археологии Пензенского краеведческого музея в 1986 году…
— Да, там открылась вакансия научного сотрудника, правда, сначала в отделе истории дореволюционного прошлого, а через два года в новом отделе археологии. Другой мой учитель, коллега Юрий Анатольевич Зеленеев, порекомендовал меня Выборнову как соискателя в аспирантуру в Поволжской государственной социально-гуманитарной академии. Тему Имерской культуры мне не хотелось оставлять. Поэтому в Пензе я решил продолжить заниматься эпохой неолита. К тому времени я мог самостоятельно вести раскопки. Так темой моей кандидатской диссертации и основной научной темой до защиты диссертации стал неолит сурскомокшанского междуречья.
— Какие научные контакты появились у вас с Пензенским государственным педагогическим институтом?
— В том же 1986 году в Пединституте начал тоже работать археолог — это был Геннадий Николаевич Белорыбкин. Тогда же работать в музей приехал специалист из Самарской области — Александр Васильевич Расторопов. Так
в Пензенской области появились сразу три археолога. Геннадий Николаевич давал мне студентов для участия в раскопках. Забегая вперед, скажу, что такое сотрудничество между вузом и музеем всегда существовало и продолжается. Сейчас в музее работает много выпускников университета — моих учеников. А в 2003 году Геннадий Николаевич пригласил меня работать на кафедре истории древнего мира, средних веков и археологии в пединституте, заниматься исследованиями здесь. Я тогда начал работать над докторской диссертацией.
— Владимир Вячеславович, как археологи «делят» еще не изученные памятники или громкие находки, возникают ли противоречия и конфликты?
— Каждый археолог — специалист в определенной области. Каждый для себя определяет, представляет ли тот или иной памятник научный интерес для него. Если я специализировался на каменном веке, занимался неолитом, раннесредневековой мордвой, то и не уделял внимания другим эпохам и культурам. А тот же Белорыбкин занимается Волжской Булгарией, Поздним Средневековьем, Золотой Ордой. Поэтому вопросов, кто будет главным, а кто не главным, не возникает. Люди в разные эпохи жили в разных местах. К примеру, неолит нужно искать в поймах рек, а памятники Позднего Средневековья или могильники — на водоразделах в большей степени, где земля плодородная. А вообще в археологии сложно сделать что-то в одиночку, поэтому здесь очень важна интеграция. Если интересы совпадают, то мы организуем совместные экспедиции, потом пишем общие статьи, даже монографии.
— Какова судьба громких археологических находок? Как подтверждается или опровергается их происхождение?
— Оперативные выводы археологов носят предварительный характер. Известный археолог Чжан Гуанчжи говорил: «Археология есть аналогия». То есть важно найти известную аналогию, чтобы определить, что это за вещь. Поэтому после полевого сезона мы обрабатываем все находки: рисуем, фотографируем, описываем. А затем занимаемся поиском аналогий. В дальнейшем научное сообщество обращается к этим фактам в исследованиях и гипотезы постепенно подтверждаются или опровергаются.
— Где хранятся находки?
— В основном на базе Пензенского краеведческого музея. Также на историко-филологическом факультете ПГУ восстановлена археологическая лаборатория, где есть небольшое временное хранилище. Но в конечном итоге находки должны поступать в государственный фонд.
— Каменное скребло, найденное вами летом прошлого года на селище возле Степановки Бессоновского района, привлекло большое внимание общественности. Оно предположительно относится к 15–20-му тысячелетию до нашей эры. А это более чем в два раза «углубило» ранее известную историю нашего края. Этот артефакт продолжает исследоваться?
— Гипотеза о том, что в эпоху палеолита здесь у нас должны были обитать люди, раньше, конечно, существовала. Но 100-процентных вещественных подтверждений этому не было. После того как было найдено скребло, стало ясно, что это так. В планах показать его в Самаре специалистам по палеолиту. Эта находка уже отражена в новой книге «История Пензенского края». И впервые отсчет в нашем краеведении стал вестись с эпохи палеолита.
— Презентация первого тома «Истории Пензенского края» состоялась месяц назад. За вашим авторством вышли полностью глава про первобытную эпоху и частично — про время I тысячелетия нашей эры. Как шла работа над этим проектом?
— Получается, всю свою сознательную научную жизнь я собирал материал для этой работы. То, что было за долгие годы накоплено, я обобщил и систематизировал. И важно было изложить материал на простом языке, понятном неподготовленному читателю. На это было меньше одного года времени.
— Какое значение имеет выход такого издания?
— Ранее не было обобщающей работы по краеведению Пензенского края. Кроме того, существовали некоторые лакуны, которые были не заполнены. Интерес к изданию виден уже сейчас. Если взять соседние регионы, то, к примеру, в Самарской области и в Мордовии подобные книги есть. В Пензенской области теперь закрывается этот пробел.
— По объективной оценке развития археологии наш регион на каком счету в стране?
— Долгое время мы все-таки отставали в этом плане. Сейчас в разных аспектах мы догнали Самару, а Саранск, можно сказать, даже перегнали. У нас даже образовался кадровый голод в сфере археологии. Открываются новые лаборатории, а специалистов не хватает. Если говорить о признанных лидерах и ориентирах, то в Казани очень много внимания уделяется археологии. У нас ведутся работы по созданию музея «Золотарёвское городище». Во-многом мы перенимаем успешный опыт Казанского Болгарского историко-архитектурного музея-заповедника.
— Геннадий Николаевич Белорыбкин отметил спад интереса современных студентов к занятиям археологией. Вы замечаете что-то подобное?
— В 2000-х годах было пять студенческих групп, которые проходили ежегодную археологическую учебную практику сроком в один месяц. Сейчас, к сожалению, народа стало у нас поменьше и практика сократилась. Но на вопрос о том, как изменились студенты, я обычно отвечаю, что во все времена студенты все разные. И сейчас немало людей, которые «рвутся» в экспедиции. Хотя и бывают курсы «провальные» в этом плане. Археология — своеобразная наука, не каждый может ею заниматься. Не всех устраивает ежегодно проводить лето в экспедициях, а потом обрабатывать гору материалов, чтобы сделать выводы и написать несколько строчек. Но думаю, что новые археологи обязательно появятся.
Максим Битков
«Университетская газета», № 2 (1784) от 2 марта 2023 года
Фотографии
https://storage.myseldon.com/news-pict-22/22546A97EBE..
