Люди, спасшиеся с «кораблей смерти» в годы Великой Отечественной войны. В. Ф. Саломаткин, уроженец с. Чукалы Краснослободского района, был в их числе
09:31 31.08.2025 16+
Люди, спасшиеся с «кораблей смерти» в годы Великой Отечественной войны. В. Ф. Саломаткин, уроженец с. Чукалы Краснослободского района, был в их числе.
В мае 1974 года в республиканское управление КГБ поступило анонимное письмо по поводу жителя Краснослободска Василия Саломаткина, в котором сообщалось, что он в период Великой Отечественной войны находился в немецком плену, при подозрительных обстоятельствах совершал побеги из концлагерей и, вполне возможно, сотрудничал с гитлеровскими разведывательными органами… Подобные послания, касавшиеся нашего земляка, в органы госбезопасности поступали и ранее…
Василий Филиппович Саломаткин родился в 1916 году в краснослободском селе Чукалы. В 1937 году окончил Краснослободское педагогическое училище. Немного поработал учителем. По призыву райвоенкомата поступил в 1-е Киевское Краснознаменное артиллерийское училище. В 1939 году окончил его с отличием в звании лейтенанта и был направлен в Москву в Пролетарскую Краснознаменную стрелковую дивизию. В сентябре того же года участвовал в освобождении Западной Белоруссии от польских оккупантов, а затем служил в войсках Белорусского округа. Когда началась Великая Отечественная война, сразу оказался на фронте.
Согласно сведениям, собранным заведующей информационно-издательским отделом саранского Мемориального музея военного и трудового подвига Надеждой Ерочкиной, с 22 июня 1941 года Саломаткин участвовал в боях с фашистами под белорусскими городами Могилев и Ярцево, под смоленским городом Вязьма. В ночном бою 12 октября старший лейтенант 780-го артиллерийского полка был тяжело ранен осколками в грудь, шею, челюсть, руку и ногу. Последнее, что запомнил лейтенант, как его куда-то несут. Так Саломаткин оказался в плену.
Сначала советских военных направили в Смоленск, где они жили под открытым небом за колючей проволокой на окраине города. Не было медицинской помощи. Выдавали по 400 граммов «хлеба» из опилок и по 500 граммов супа из брюквы. В ноябре 1941 года пленных вывезли в Минск и поместили в бывшей конюшне. Началась эпидемия тифа. Саломаткин тоже заболел. Выжил только благодаря сильному организму. 13 апреля 1942 года его отвезли в концлагерь, расположенный в литовском городе Кальвария. Пытался бежать, но был пойман. На первом же допросе Саломаткин заявил, что он — Антонов и бежал не из лагеря, а от землевладельца, у которого проработал всего несколько дней. Также Василий сообщил, что до войны трудился учителем в сельской школе и исповедовал католицизм. Признаться, что он — советский офицер, означало верную смерть. Из особых примет сообщалось, что у мужчины отсутствовала половина пальцев на правой руке. Саломаткина-Антонова отправили в городской штрафной лагерь недалеко от города Ганновер — на очистку судоходного канала. Работа была изнуряющая. Затем наш земляк трудился на лесоразработках в районе подземных шахт. Много товарищей умерло от голода и истощения. В начале августа 1944 года группа военнопленных под руководством Саломаткина организовала крушение узкоколейного паровоза с шестью вагонетками, передвинув рельсы на край насыпи. От расстрела Василия спас охранник, заявивший лагерному начальству, что пленный просто не мог сдержать эти вагонетки. Спустя два месяца наш земляк оказался в концлагере Нойенгамме — в 30 км юго-восточнее города Гамбурга. Излучина реки Эльбы. Сильно заболоченная местность. Лагерь был обнесен колючей проволокой под током высокого напряжения. На этой территории находились заводы по производству кирпичей и пистолетов системы Вальтера. Перед каждыми двумя бараками располагались каменные бункеры с пулеметами. Крематорий. Специальное помещение с виселицами. Пытки. Пленных травили собаками. Им выкалывали глаза деревянной палкой. Было много показательных и тайных расстрелов, повешений… Нетрудоспособный «контингент» периодически уничтожали в газовых камерах и смертельными инъекциями. Немецкие врачи проводили медицинские эксперименты над заключенными — использовали их для тестирования средств борьбы с тифом, туберкулезом, фильтра для воды, в который добавляли мышьяк. В день погибали до 200–300 человек.
В этом концлагере содержались жители СССР, Германии, Франции, Италии, Югославии, Чехословакии, Польши, Бельгии.
Саломаткин познакомился с майором Букреевым и, узнав о существовании подпольной организации, вступил в нее. Скудным пайком делились с обессилевшими товарищами. Подпольщики ломали станки, портили продукцию, устраивали саботажи. В 1945 году начали готовить восстание. Достали оружие, собрали радиоприемник, разбились на подразделения. Саломаткину поручили командовать одним из них. Вся группа насчитывала сотни «бойцов». Но в целях конспирации уроженец Мордовии знал в лицо только Василия Букреева…
В апреле 1945 года, когда советские войска успешно наступали, в концлагере Нойенгамме началась спешная эвакуация. Нацисты пытались скрыть следы преступлений. Более 9 тысяч заключенных были вывезены из Нойенгамме и погружены на пароход «Тильбек», пассажирские судна «Дойчланд» и «Кап Аркона». Последнее ранее курсировало из Гамбурга в Нью-Йорк. На его борту наш земляк Василий Саломаткин оказался вместе с Букреевым. Судна вышли в Балтийское море и взяли курс на Норвегию. Заключенных держали в трюмах в течение нескольких дней без пищи и воды. Тем временем около 700 узников остались в концлагере, где по приказу гитлеровцев уничтожали компрометирующие документы и разбирали сооружения. 2 мая 1945 года последний из них покинул его территорию. На следующий день туда прибыли британские солдаты. Разведывательные данные о том, что на кораблях в Балтийском море находятся заключенные, вовремя получены не были. В тот же день самолеты Военно-воздушных сил Великобритании начали бомбить морские суда, чьи капитаны не захотели капитулировать… «Я стоял на палубе корабля «Кап Аркона» и наблюдал за этим, — вспоминал Василий Саломаткин. — Наши суда не сделали ни одного ответного выстрела… Корабль «Тильбек» сразу загорелся и начал тонуть. Заключенные прыгали в воду… После этого командование «Кап Арконы» выбросило белый флаг. Стоявшие на палубе сняли с себя белые нижние рубашки и начали размахивать ими, сигнализируя британским летчикам. Но бомбежка не прекращалась. Причем на очень маленькой высоте. Летчики видели весь ужас происходящего и продолжали чинить его еще больше. Они нисколько не отличались от фашистских летчиков-варваров… Второй жертвой после «Тильбека» оказался небольшой корабль, название которого не помню. Затем бомба попала в корму нашего судна. Я в это время стоял на корме. Немецкие моряки сбросили лодки на воду и покинули корабль. Среди заключенных началась паника. Они потоком устремились на верхнюю палубу. Вторая бомба попала в середину судна, которое загорелось и начало тонуть. Многие заключенные стремились вылезти на палубу, стаскивая друг друга с лестниц. В итоге ушли на дно вместе с кораблем… Я и другие русские пленные бросились в воду с 15-метровой высоты. Вскоре примерно в километре от этого места появились катера. Мы устремились навстречу, думая, что нас спасут. Но находившиеся на них солдаты стали расстреливать нас из автоматов. Я выжил лишь потому, что не успел подплыть ближе, как это сделали другие. Повернул обратно и взял направление к берегу, который был еле-еле виден. Плыл без вспомогательных средств при помощи только рук и ног. Я бы не достиг берега, если бы не начавшийся прилив, который спас меня. К этому времени совсем выбился из сил. Волнами меня прибило к берегу. Затуманенными глазами видел стоящие на берегу белые здания, двигающихся людей, но не мог отличить мужчину от женщины. Русские товарищи, которые к тому времени уже выбрались на берег, вытащили меня из воды и начали откачивать…»
Саломаткин оказался без сознания в британском госпитале, организованном для спасшихся пленных. На вторые сутки он пришел в себя. Наш земляк узнал, что из пяти с половиной тысяч заключенных, находившихся на «Кап Арконе», спаслись только триста. «Англичане относились к нам не так, как положено, — вспоминал Саломаткин. — Нас загнали в тесные помещения, кормили очень плохо консервированной немецкой брюквой и шпинатом. Когда мы однажды запротестовали и потребовали нормальной еды, нам ответили: «Вы и этого не стоите!» Двух бывших военнопленных, которые возмущались больше всех, посадили в тюрьму за саботаж. Их дальнейшую судьбу не знаю. Спустя некоторое время к морскому берегу стало прибивать трупы узников, ставших жертвами бомбежек. Надо было их хоронить — сделать братскую могилу, отдать почести. Мы, русские, создали для этого специальную комиссию. Отправились за помощью к английскому капитану, коменданту города Нойнштадт. Попросили, чтобы нам оказали содействие в похоронах погибших. Комендант пообещал выделить артдивизион для прощального салюта. На следующий день по городу прошла траурная процессия. Но салют так и не прозвучал. Комендант ответил: «Ничего не дам, хороните как знаете, у меня для вас ничего нет!» Так отнеслись англичане к нам — своим русским союзникам… И мы как смогли отдали почести нашим товарищам, ставшим жертвами английской авиации…»
«Освобождение»
Василий Саломаткин вспоминал о вольготном пребывании в городе немецких военнопленных. Они вполне свободно ходили по Нойнштадту, нападали и избивали спасшихся узников концлагерей, угрожали ночью их перерезать. При этом имели при себе холодное оружие. Советские военные рассказали об угрозах английскому коменданту. «Он только усмехнулся и никаких действенных мер не принял, — рассказывал Саломаткин. — Не получив ответа, пришли в лагерь и объявили нашим, чтобы достали оружие для самозащиты. Мы установили в лагере свою охрану. Англичане призывали нас не возвращаться в Советский Союз, особенно вели такую агитацию среди украинцев, латышей и эстонцев… Вот в каких условиях мы находились «под защитой» союзников…»
В лагере для освобожденных военнопленных нашего земляка приняли в военную миссию по репатриации советских граждан. Из рассекреченного позднее донесения капитана Сабитова следовало, что старший лейтенант Антонов (Саломаткин) показал себя как «один из самых выдержанных, дисциплинированных и честных офицеров». Занимал ответственные должности. С работой справлялся хорошо. Командованием лагеря премировало его веломашиной «Бисмарк» и радиоприемником «Телефункен». «Офицер Антонов пробыл в лагере с 3 июля по 9 сентября 1945 года и служил примером для всех репатриируемых и достоин должного внимания со стороны офицеров РККА. Антонову было разрешено ношение погон согласно распоряжению начальника штаба войсковой части», — написал 9 октября 1945 года в своем донесении капитан Сабитов.
Но жизнь в советском государстве внесла свои коррективы. Саломаткин долгое время подвергался допросам со стороны государственных органов. Его подозревали в измене Родине. Отчаявшись, в мае 1949 года он написал письмо на имя полковника Ванеева — сотрудника Управления уполномоченного Совета министров СССР по делам репатриации граждан СССР. Изложил все, что ему пришлось пережить. «Товарищ полковник! Мне кажется, из этих фактов представляется, какой трудный путь я прошел, какие тяжелые невзгоды перенес и каким гонениям мы все, узники концлагерей, подвергались, — сообщал Саломаткин. — И, несмотря на это, у меня на Родине имеются люди, которые не слышали пушечного выстрела и делают гонения на меня, не дают работать. Товарищ полковник, войдите в мое положение, окажите содействие, ибо я до настоящего времени не работаю. Я питаю надежды на ваше содействие в оказании помощи в устройстве меня на работу. Я писал всюду, но ниоткуда не получаю удовлетворяющего ответа, отовсюду отвечают, ссылаясь на места, а здесь работы не дают потому, что я был в плену. У меня одна только надежда на вас, на Управление по репатриации граждан СССР. Не получив от вас удовлетворяющего ответа, у меня остается один выход — посягательство на свою жизнь, иного выхода нет… Мордовская АССР, Краснослободск».
Это письмо возымело эффект — Василия Саломаткина приняли на работу учителем математики в школу-интернат. Он старался воспитывать у молодых поколений непримиримую ненависть к фашизму. В 1958 году Саломаткина наградили орденом Красной Звезды. В апреле 1965-го в журнале «Огонек» был опубликован очерк Генриха Гуркова «Человек с «Кап Арконы». В редакцию пришли письма со всех концов Советского Союза, из ГДР, ФРГ, Франции, Польши, Югославии, Венгрии… Писали люди, спасшиеся с «кораблей смерти». По инициативе советского Комитета ветеранов войны была организована встреча бывших заключенных нацистских концлагерей и участников движения сопротивления в Москве. В Колонный зал Дома Союзов съехались около тысячи человек. В том числе бывшие узники концлагеря Нойенгамме: Борис Лепкович из Белоруссии, Василий Букреев и Евгений Страндберг из Москвы, Сахаров из Нового Оскола, Богомолов из Ейска, Клименченко из Киева… Там побывал и Василий Саломаткин. Об этой необыкновенной встрече писала краснослободская газета «Знамя труда» в статье «Незабываемая встреча» и в очерке, посвященном нашему земляку.
Но «доброжелатели» не давали ему покоя, заваливая анонимками сотрудников КГБ. Последняя жалоба от «неравнодушного гражданина» поступила в мае 1974 года — через 29 лет после окончания войны. «В целях выявления возможной причастности Саломаткина к немецким разведчикам его проверили по концлагерю Нойенгамме, были исследованы обстоятельства, при которых он спасся при бомбежке, — гласят рассекреченные документы КГБ Мордовии. — В результате проверки данных о причастности Саломаткина к разведывательным и контрразведывательным группам Германии получено не было. Опрошенные солагерники Букреев, Гордеев, Тонев и другие каких-либо компрометирующих данных на него не сообщили, а некоторые из них характеризовали проверяемого с положительной стороны как принимавшего участие в деятельности подпольной антифашистской организации. В процессе проверки по месту жительства в Краснослободске компрометирующих данных также получено не было… Проверку закончить… Материалы передать в архив. 19 июня 1974 года». Несмотря на все тяготы и лишения, Василий Саломаткин прожил долгую жизнь. Его не стало в 1999 году в возрасте 83 лет.
Подробности — в материале Екатерины Смирновой.
https://stolica-s.su/archives/458793
